Мои собратья по перу, по духу, по судьбе,
Кормильцы и поводыри блуждающей души,
Кто Бога грамоте учил, и скрипке, и трубе,
Искусству петь и говорить за сущие гроши.
Вам, обречённым высекать лишь собственный огонь,
И расточать свой взгляд на мир дыханием своим,
Не преуспевшим ни в одной из всех земных погонь,
Избрав себе на вкус и цвет грозу, туман и дым,
Вам, кому век и золотой что запертая клеть,
Кому не в ногу, но шагать лишь в пятой из колонн,
Я, неуклюже торопясь, спешу запечатлеть
Свой самый низкий до земли и до небес поклон.
Я прожил с вами сто эпох, тьму вёсен, бездну лет
И не был чужд мне ни один из ваших языков.
Мне Бог ни разу не помог, но помогал Поэт.
Целебным зельем был настой из первородных слов.
Примите заверенье в том, что в меру моих сил
С младых ногтей и уж на весь отпущенный мне срок
Бессмертье ваше я берёг, за пазухой носил
И зажигал, где только мог, созвездья ваших строк.
Мне нечего просить взамен - я счастлив лишь одним
Тем, что застал вас на земле и неразлучен был.
И не беда, что я для вас почти что аноним
И дай вам бог, чтоб вас всегда хоть кто-то, но любил.
***
ОЛЕГУ ГОРШКОВУ
Тебе, как встреченному в поезде, я рассказал бы жизнь мою... Невысказанность не легко нести в себе... Особенно в краю, где нет ни времени, ни случая для разговоров по душам, где не до поисков созвучия с доставшимся в соседство нам...
Я б рассказал тебе про мальчика, что вырос между двух огней: с утра советская “романтика”, а вечером, на смену ей – другой акцент, другие новости сквозь шумовую трескотню, как неусыпный голос совести вдогон бессовестному дню...
Я б рассказал тебе про юношу, стеснявшегося полноты… Он, в брюки узкие просунувшись, бродил вдоль роковой черты по лезвию грехопадения с «Прекрасной Дамой» в голове, превозмогая искушение картиной «Завтрак на траве».
Я б рассказал тебе доходчиво, сермяжной правды не тая, свой блудный путь из дома отчего, в который не вернулся я... И, думаю, не помешало бы ничто мне в свой рассказ вплести подспудно вызревшие жалобы не слишком ровного пути...
Я б рассказал тебе... А нужен ли кому-то этот мой рассказ? Ведь жизнь с тобой одну и ту же нам поврозь пришлось пройти...Тоска... И говорить всё меньше хочется... Кто визави? С кем тет-а-тет? Полусвятое одиночество – твой рай прижизненный, поэт.
В ком обретёшь ты собеседника? Похоже, суждено тебе исчезнуть в гуще заповедника, не оставляя на тропе следа, ведущего в урочища, где за мифической рекой твоим кумирам до сих пор ещё лишь снится призрачный покой...
Да, позади романы, повести... Но мемуары – ни к чему. А всё-таки – умчать на поезде в даль многодневную, сквозь тьму и свет, и хмарь того отечества, где , может быть, в купе одном случится кто-то – делать нечего! – чтоб с ним за водкой и вином наговориться очищающе, как с новым другом , дорожа той правдой, что, пока жива ещё, озвучить силится душа. Обиды, раны, язвы мщения забыть в неблизком том пути. Не рай - отдушину в общении с тем собеседником найти. И в тамбур вынося багаж его , и зная – больше никогда, почуять дуновенье страшного, но настоящего суда.
***
Иссяк запас Творения?
Где шёпот? Где набат?
А сколько нужно времени,
Чтоб вызрел новый бард?
Повсюду дыры чёрные
И страх, и неуют.
Что музы обречённые
На пустырях поют?
«Смежили очи гении»,
Их свет идёт на спад.
А сколько нужно времени,
Чтоб вызрел новый бард?
Под крышкою, придавленной
Державною пятой,
Лишь тайно и затравленно
Дышали красотой.
Был сургучом и патокой
Законопачен мир,
Но жил за каждой пазухой
Какой-нибудь кумир.
Теперь младому племени
Дано с лихвою карт.
Но сколько нужно времени,
Чтоб вызрел новый бард?
***
Всего-то остаться на час одному
И, взглядом упёршись в страницу,
Почувствовать свет, посягнувший на тьму,
Чьи нечем измерить границы.
Но это сиянье простого листа
В зияющей бездне сознанья
Подвержено страху - страница пуста,
Хоть где-то идёт созиданье.
А тот пресловутый ахматовский сор -
Искусства защитная маска.
Когда сам с собою ведёшь разговор,
Не может быть полной огласка.
Свой клапан у каждого, паз и раструб,
Рисунок магнитного поля.
И сколько б ни снилось поверхности губ
На белой странице раздолье,
Боязнь пустоты - не отмычка ларцу,
Где тайна рожденья сокрыта.
А белой странице совсем не к лицу
Кофейная гуща магнита.
***
Вас.Пригодичу
И на скале, замкнувшей зыбь
залива,
Судьбой и
ветрами изваян профиль мой.
М. Волошин
Эти складки земли
я запомнил ещё с Коктебеля.
Эти волны холмов,
словно давнего бунта следы.
Четверть века назад
в первый раз
в день последний апреля
этот подвиг природы
сквозь призму отдельной судьбы
я увидел воочью,
поднявшись к могиле поэта,
и библейский пейзаж
мне открылся с горы Янычар.
Не вчера ли вот здесь
завершилось строительство Света,
сотворение мира - чудотворства начало начал?
Я промчался один
на своём драндулетике старом
сквозь чужую страну,
сквозь толпу первозданных холмов.
Так пох...
Текст превышает допустимый размер, нажмите сюда, чтобы просмотреть текст целиком
Сертификат публикации: № 184-1553691219-1237
Text Copyright © Иммануил Глейзер
Copyright © 2004 Романтическая Коллекция