Опрометчивый шаг...

ДИПТИХ ОБ ОПРОМЕТЧИВОМ ШАГЕ

Часть 1. ПРЕДЧУВСТВИЕ ОПРОМЕТЧИВОСТИ

Их встреча началась не со взгляда — с прикосновения. Небо хмурилось, и сентябрьский дождь в спешке загнал их под узкий козырек автобусной остановки. Руки сами потянулись к упавшей папке, нащупывая промокший картон. Пальцы столкнулись. Секунда — а вместила и вспышку узнавания, и паническое отведение глаз, и сломанную, непроизвольную улыбку.

Прощальный кивок отозвался вечером, как внезапная простуда, когда из рукава его пальто выпал смятый лист. Разгладив бумагу, он вчитался в строчки, выведенные сбивчивым почерком: «Устроена жизнь — виток по спирали...»

На следующее утро старенький Боинг уносил его в Гавану. В кармане пиджака, рядом с посадочным талоном, беззащитно мялась та самая нота. Где-то над Атлантикой, в мерной болтанке, он вновь вчитывался в строчки: «…А мы застреваем в пути. Ошибка!!? Но где?..» И думал, что гаванский ром куда лучше подходит для преодоления турбулентности — и той, что снаружи, и той, что внутри. Он чувствовал себя песчинкой в капризной ладони стихии, где даже сталь становилась податливой, как глина.

Письмо пришло через неделю. Конверт, найденный в ящике, пах океаном и чем-то неуловимо чужим. Внутри лежали не просто стихи — строчки, прожигающие кожу остротой обнажённого нерва. «Мой прелестнейший Ангел...» — начиналось оно, и в этой старомодной нежности сквозил надлом человека, вдруг ощутившего зыбкость привычного мира. Словно идешь по карнизу, а внизу — бездонный колодец собственных ожиданий, и кажется, ещё миг — и сорвёшься в эту пустоту.

Слова их переплетались в том самом старом танце, что помнился ещё со школьных вечеров, — где каждый шаг был одновременно и обещанием, и прощанием, а внезапно сжатая ладонь значила больше тысячи слов. Он описывал закаты, тонувшие в Карибском море. В его словах жил страх — нечаянно причинить боль неловкостью проснувшегося чувства. Но он продолжал эту игру, не замечая, как втягивается в неё с тем особым сладким отчаянием, когда ждёшь не просто письма, а приговора. «Иногда мне кажется, — писал он, — что эти письма — как спасательный круг в океане одиночества».

Письма давались мучительно. Он переписывал фразы, боясь, что откровенность станет ловушкой. Но в душные вечера обычная рассудительность отступала, и в письмо прорывались обрывки стихов: «Я, кажется, сдаюсь тебе в плен...» — чтобы тут же осечь себя: это всего лишь слова.

Когда он написал о возвращении, в письме появилась горькая нота. Перечитав его строки, она поняла — он боялся не встречи, а её будничности.

Мысленно повторяла его строчки: «Улетай... До завтра! Пока!» — в них не было магии, лишь выстраданная надежда.

В последнем письме накануне её дня рождения он пожелал задуть над тортом лукавые свечи, не считая! А потом добавил: «Самая большая смелость — не в опрометчивом шаге, а в умении удержать хрупкое возможное, не дав ему разбиться о реальность».

Их решение встретиться обрастало сомнениями. Был ли это продуманный шаг или прыжок в пустоту? Оба понимали: реальность может оказаться проще их бумажного мира.

Они не надеялись, что жизнь станет идеальным стихом. Скорее — сбивчивой речью. Хотелось пронести сквозь неё ту нежность, что родилась в разлуке. Получится ли? Никто не знал. Пока бился этот хрупкий росток — теплилось в них что-то большее, чем надежда, что-то похожее на веру.

И, сам того не ведая, он уже сделал свой опрометчивый шаг — не в будущее, а в вечное «застревание». Пока жизнь описывала новый виток, его сердце навсегда осталось под тем сентябрьским дождём — на зыбкой грани между ошибкой и судьбой.

Часть 2. ОПРОМЕТЧИВЫЙ ШАГ

(стихи)

Устроена жизнь так – виток по спирали,
А мы застреваем в пути.
Ошибка!!? Но где? В середине? В начале?
Ответ на вопрос бы найти...

А.К.

Мокрый снег опоздавшим на сутки экспрессом пойдёт,
И погаснут все свечи, зажжённые в полночь о нервы.
В голове неродившихся слов завершится подсчёт,
И в строфе каждый слог превратится в ударный – и первый.

Станет миг уловимым едва, словно запах Dior
На запястьях безумно красивой и гордой испанки...
И под стук кастаньет оборвётся гитарный аккорд,
Растревожив, как SOS, безнадежьем отбитой морзянки.

Сновидением чуственным ночью приходишь ко мне,
Согревая дыханием ноты отыгранной встречи...
И на счастье расценки растут – экспонентой в цене! –
Чтоб упасть поутру, словно шаль на опавшие плечи.

Старый мир мой разбит – до строки стихотворной ужат!
Я сдаюсь тебе в плен и бросаю штандарты без боя!
И воскликну: «Виват!» – когда нежный и острый твой взгляд
Простынь в спальне разрежет на белые флаги покоя!

И поверю тогда, что зима не придёт никогда!
И холодный январь в наши двери стучаться не будет!
И семейств Капулетти – Монтекки – затихнет вражда!
И объявит Пилат: «Иешуа – суду не подсуден!»

Улетай, мой прелестнейший ангел! До завтра! Пока!
И назад возвращайся – Галлея озябшей кометой!
Сигаретным туманом растает глухая тоска,
И наполнится сон миллионом щемящих сюжетов...

Разруша...
Текст превышает допустимый размер, нажмите сюда, чтобы просмотреть текст целиком