ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ОЗ

Глава третья. ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ ОЗ

ПЕРЕВРАННЫЙ ФЕВРАЛЬ

Февраль того года случился с подвохом. Не календарным — тем, что вскрывал подкладку реальности. Он перевирал не только стихи, но и саму память. Ударные слоги в старых письмах внезапно проваливались в безударность, даты расползались, как чернильные кляксы.

Огонь пришёл не внезапно — он тлел исподволь, годами, в виде недописанных фраз и недодуманных мыслей. А потом разом охватил все корабли, что ждали у причала. Они и не могли уплыть — все адресаты скрылись за грифом «Секретно», став призраками в собственном архиве.

В доме, где когда-то жили книги, теперь пахло пеплом и остывающей надеждой. Полки пошли на дрова — жестокий, но честный обмен: бумажное тепло взамен мёртвых букв. Осипшее эхо, единственный собеседник, вползало под плед, пытаясь согреться об остывающее тело. И казалось тогда, что самый страшный холод — это тишина после того, как смолкнет эхо.

Порой ему чудилось, что сквозь завывание ветра в печную трубу улетают не искры, а самые важные, так и не сказанные вслух слова. Они смешивались с дымом и таяли в чёрном небе, будто спеша в ту самую Страну Оз, где в зазубренном лесу уже занесён для удара топор Дровосека.

И он чувствовал себя последним хранителем карты, которую больше никто не мог прочитать. Одной лишь надежды шкатулка оставалась нетронутой — припасённой на тот случай, если вечность окажется к нему благосклонней, чем февраль.

ТАЯНИЕ

Високосный февраль переврал все стихи о любви,
Перепутал ударные слоги — и рифмы, и даты.
И огонь, охватил у причала мои корабли,
И за грифом «Секретно» укрылись мои адресаты.

В доме книг не осталось — и полки пошли на дрова,
И под плед, отогреться, вползает осипшее эхо.
И в печную трубу улетают Гингемы слова,
И в лесу «Страны Оз» зазубрился топор Дровосека.

Бал метелей ночных завершился — сезоном дождей,
И растаяли снегом вчерашним печали мирские.
И бумажные яхты поплыли по талой воде,
Такелаж подобрав — и отдавшись на волю стихии.

Вырывается мысль — из-под текста прерывистых строк,
И неспешно жизнь метит маршрут из сплошных многоточий...
И в шкатулку я прячу надежды мгновения впрок,
Чтоб однажды достать их на свет — если вдруг обанкрочусь.

Полюблю — и в труху превратится сомнений стена,
И молчанье нарушат едва различимые звуки...
И шагами бессонниц тревогу измерит весна,
И плененных тоской — из острога возьмёт на поруки.

И тогда, лишь завидев до боли родной силуэт,
Бесконечно уставший от стужи фальшивых объятий,
Прошепчу: «Может, хватит вопросов? Известен ответ!
И не нужно ни клятв на крови, ни псалмов, ни распятий...»

Ты — в душе, как тату: бесполезно срезать и скоблить,
И покоя искать, и не веровать в Miss Неизбежность...
Я не знаю, когда догорят все мои корабли,
Но я знаю — ладони, в которых усну безмятежно.

P.S. С чердака на Малой Бронной

Этот текст нашёлся в жестяной коробке из-под леденцов, за пыльным фолиантом на чердаке старого дома. Там пахло временем, сухими травами и чужой жизнью.

Коробка была полна обрывков: билет в кино на несостоявшийся сеанс, засушенный цветок, схема метро с отмеченной станцией «Октябрьская» и эти строчки, написанные химическим карандашом на обороте квитанции.

Не стал искать хозяина. Дом расселяли, вещи вывозили на свалку. Возможно, это был единственный способ спасти эти слова — дать им уплыть в чужие ладони, как те бумажные яхты из стихов.

Если найдёте на чердаке подобную коробку — откройте её. Вдруг внутри окажется ваше давно забытое, чьё-то самое важное февральское стихотворение.

Для полноты картины

На том чердаке, в углу, стоял глобус с треснувшим меридианом. Кто-то старательно заклеил трещину полоской газеты с датой — 6 марта 2021 года.

Я не стал смотреть, что было в той газете. Некоторые даты должны оставаться просто датами, без доказательств и подтверждений.

— Хотя, возможно, зря. Вдруг там был ответ на все вопросы?

А.Л.
6.03.2021 – 12.03.2024